– Сперва маму Кальвина! – шепнула Мег Середине.

Шар затуманился, заволокся облаками, потом тени начали становиться более резкими, более отчетливыми, и вот они уже увидели перед собой неопрятную кухню с раковиной, где громоздилась гора немытой посуды. Перед раковиной стояла неухоженная тетка с седыми патлами, свисающими на лицо. Рот у тетки был разинут, и Мег увидела беззубые десны. Звуков в шаре было не слышно, но Мег как будто услышала, как тетка орет на двоих стоящих перед ней малышей. Потом тетка схватила из раковины длинную деревянную ложку и принялась лупить ею одного из малышей.

– Ой, мамочки! – пробормотала Середина, и изображение начало таять. – Я же не зна…

– Да ничего, все нормально, – вполголоса сказал Кальвин. – Я подумал, пусть уж вы будете знать…

И Мег, вместо того чтобы потянуться к Кальвину в поисках безопасности, сама взяла его за руку, ничего не говоря вслух, но прикосновением дав ему понять, что она чувствует. Если бы ей еще вчера сказали, что она, Мег, кривозубая, близорукая, неуклюжая Мег, возьмет за руку мальчика, чтобы утешить и придать ему мужества, – да еще какого мальчика! Популярного, известного всей школе, такого, как Кальвин! – она бы просто ушам своим не поверила. Но теперь помогать Кальвину и оберегать Кальвина казалось таким же естественным, как оберегать Чарльза Уоллеса.

В хрустале снова заклубились тени, и когда они начали развеиваться, Мег мало-помалу узнала мамину лабораторию у них дома. Миссис Мёрри сидела на своем высоком табурете и что-то писала на листе бумаги, прикрепленном к планшету, который лежал у нее на коленях. «Папе пишет, – подумала Мег. – Как всегда. Каждую ночь».

Она смотрела на маму, и на глаза наворачивались слезы, которые она так и не научилась сдерживать. Миссис Мёрри подняла голову от письма, как будто посмотрела на детей, а потом уткнулась лицом в бумагу и так застыла, съежившись, позволив себе предаться горю, которого при детях она никогда не выказывала.

И Мег расхотелось плакать. Тот жаркий, праведный гнев, который она испытала из-за Кальвина, когда увидела, что творится у него дома, теперь обратился против матери.

– Ну что же ты! – вскричала она. – Давай сделаем хоть что-нибудь!

– Она всегда бывает права, – вполголоса сказала миссис Что, покосившись на миссис Ведь. – Иногда хочется, чтобы она уже сказала: «Вот, я же говорила!» – и покончила с этим.

– Я же просто хотела как лучше!.. – заныла Середина.

– Ой, Серединочка, радость моя, ты только не переживай так, – поспешно сказала миссис Что. – Давай посмотри скорее на что-нибудь приятное. А то я просто не могу, когда ты расстраиваешься!

– Да ничего, все нормально, – серьезно заверила Мег Середину. – Правда все нормально, миссис Середина. Мы вам очень благодарны.

– Уверены? – оживилась Середина.

– Ну конечно! Мне это действительно очень помогло, потому что я разозлилась. А когда я злюсь, во мне просто нет места страху.

– Ну что ж, тогда поцелуй меня на прощание на удачу, – сказала Середина.

Мег подошла к ней и чмокнула ее в щеку, и Чарльз Уоллес тоже. Середина с улыбкой посмотрела на Кальвина и подмигнула ему.

– А что ж, молодой человек меня так и не поцелует? Мне всегда нравились рыженькие! А тебе это и впрямь принесет удачу, Красавчик.

Кальвин, покраснев, наклонился и неуклюже поцеловал ее в щеку.

Середина ущипнула его за нос.

– Тебе еще многому предстоит научиться, мой мальчик! – сказала она.

– Ну что ж, до свидания, Серединочка, спасибо тебе огромное, – сказала миссис Что. – Через пару миллиардов лет увидимся, наверно.

– А вы куда сейчас, на случай если мне потребуется вас увидеть? – спросила Середина.

– На Камазоц, – ответила миссис Что. (Что за Камазоц? Где это? Мег не понравилось, как звучит это слово, не понравилось и то, как произнесла его миссис Что.) – Но ты, пожалуйста, за нас не переживай. Сама же знаешь, как ты не любишь смотреть на темные планеты, – а когда ты несчастна, нас это ужасно расстраивает.

– Но мне же надо знать, что случится с детьми! – возразила Середина. – Вот в чем моя главная беда: привязчивая я. Если бы я ни к кому не привязывалась, я бы и горя не знала. Ой, нет, тра-ля-ля, мне и так удается не унывать, а если еще немного вздремнуть прямо сейчас, то все и подавно будет в порядке. Ну, пока, все-е… – И конец последнего слова утонул в храпе.

– Пойддеммтте! – приказала миссис Ведь, и все вслед за ней вышли из темноты пещеры в безликую серость планеты Середины.

– Нну, а ттепперрь, ддетти, главвнное, нне бойттессь ттогго, чтто ссейччасс произзойдетт! – предупредила миссис Ведь.

– Не переставай злиться, малютка Мег! – шепотом посоветовала миссис Что. – Сейчас тебе потребуется вся твоя злость!

И Мег без предупреждения снова выбросило в ничто. Но на этот раз пустота сменилась ощущением липкого, промозглого холода, какого Мег никогда прежде не чувствовала. Холод становился все сильнее, клубился вокруг, пронизывал насквозь и был наполнен новой, непривычной тьмой, которая была совершенно осязаемой, будто живая тварь, будто громадный и злобный хищник, который стремился пожрать и переварить Мег.

Потом тьма миновала. Была ли это та самая Черная Тень? Быть может, через нее необходимо пройти, чтобы добраться до папы?

Мег ощутила уже знакомое покалывание в руках и ногах, протолкнулась сквозь нечто твердое и обнаружила себя стоящей на ногах, запыхавшейся, но целой и невредимой, рядом с Кальвином и Чарльзом Уоллесом.

– Это и есть Камазоц? – спросил Чарльз Уоллес, когда напротив материализовалась миссис Что.

– Да, – ответила она. – А теперь давайте просто постоим, отдышимся и осмотримся.

Они стояли на холме, и когда Мег огляделась, то подумала, что этот холм вполне бы мог находиться и на Земле. Вокруг росли знакомые деревья, к которым она привыкла у себя дома: березы, сосны, клены. И хотя тут было теплее, чем в яблоневом саду, откуда они так неожиданно исчезли, в воздухе тоже висел слабый аромат осени. Поблизости росло несколько невысоких деревьев с покрасневшей листвой, сильно смахивающих на сумах, и купа цветов, похожих на золотарник[7]. Поглядев вниз, Мег увидела трубы на крышах города, на месте которого мог быть любой из знакомых ей городов. Ничего странного, чуждого или пугающего поблизости видно не было.

Однако миссис Что подошла к девочке и обняла ее за плечи, словно желая утешить.

– Знаешь, золотко, я не смогу отправиться дальше с вами, – сказала она. – Вы втроем остаетесь одни. Мы будем поблизости; мы будем за вами следить. Но вы не сможете нас видеть, не сможете позвать на помощь, и мы не сумеем к вам прийти.